Путь болванки легко проследить, когда она чистая и дорогая. Когда она дешевая и тем более бэушная, все усложняется. В Москве сбором вторичных носителей обычно промышляют уличные пацаны и бомжи. Добывают они бесхозное сырье везде, где придется. Чаще всего носителей ловят возле мусорных баков или на свалках, но, случается, и подворовывают у зазевавшихся горожан. Если мой ворон-антик краденый, про «Сотбис» можно забыть.

– Давид Маркович! – опять забарабанил я. – Але, вы там живы?

– Нет! Я умер! Меня уже похоронили! – послышалось из-за двери.

К счастью, я давно знаю Иохвидсона. Главный хранитель конфиската умирает у нас не реже одного раза в неделю. И есть на свете одно безотказное слово, которое помогает вернуть его к жизни.

– Давид Маркович! Киркоров уже взбесился! – возвел я хулу на ни в чем не повинного Филиппа. – Грозит устроить нам… погром!

И секунды не прошло, как лязгнули металлом все три засова. Дверь распахнулась, Дезик втащил меня за руку на свою территорию, мгновенно заперся опять, а затем рявкнул мне прямо в ухо:

– Н-н-ну?!

Вид у него был крайне живописный. Перья и помет превратили его комбинезон из монотонно зеленого в веселый зелено-камуфляжный. Из двух дужек очков уцелела одна. Седая шевелюра разлохматилась до состояния трепещущего на ветру куста. Где-то над правой щекой в волосах устроился маленький виргинский кардинал, выклевывая из шевелюры Дезика какие-то съедобные крошки. И еще около полудюжины неоприходованных лори в свободном полете кружили над его макушкой, вразнобой вопя про подожженные в небе корабли.

– Давид Маркович! Дайте пять минут! Всего пять!

Вообще-то определить на слух, откуда пришла партия контрафакта, нереально даже за сутки, но у меня была надежная зацепка.

– Одна минута! – заорал в ответ Иохвидсон, энергично тряся головой. Крошка виргинец обеспокоился и легонько клюнул Дезика в щеку. – Ай! Ладно! Три, если уберешь из меня это чудовище!

Три отпущенные мне минуты я истратил на извлечение птички из Дезиковых волос, и все это время маленький носитель, не желавший терять новое гнездо и удобную кормушку, энергично отбивался с помощью клюва, обеих лапок и крыльев, яростно хрипя шевчуковским голосом: «Эй! Начальник!» Цвет оперения и независимый вид кардинала напомнил мне об Эвелине. Возможно, птичка эта и была послана как напоминание. Как знак, что от кармы не сбежишь. А пока я отделался небольшой царапиной на носу и блямбой на рукаве.

Освобожденный Иохвидсон слегка успокоился. Вздыбленный куст его прически опал, лоб частично разгладился, страдания в глазах заметно поубавилось. Когда же я помог ему разогнать по клеткам нескольких самых наглых лори, Дезик даже почти перестал ругаться на весь свет. Приставив к уху пятерню, он позволил мне наконец проорать свою просьбу. Что я тотчас и сделал.

– И только-то? – Завскладом махнул рукой. Один из лори, оставшихся на свободе, шарахнулся к потолку и украсил комбинезон Дезика еще одним ярким пятном. – Подожди в мешке! Я сейчас!

Мешком назывался тесный внутренний боксик два на два, обитый пятью слоями войлока. Здесь проверялась акустика контрафакта, а сам левак, в зависимости от качества записи, распределялся по категориям – от «тряпки» до «полного адеквата». Воняло в мешке так же, как и в основном помещении, но шум оставался снаружи.

Секунд через двадцать в войлочную дверь протиснулась спина Иохвидсона, а затем появился и сам Иохвидсон с двумя стальными клетками. В одной сидел нахохлившийся и мрачный зеленохвостый жако, в другой – сине-желтый ара, еще более смурной.

– Стресс, – объяснил мне Дезик их состояние. – А ты думал? Они и раньше друг у друга на головах сидели, а теперь еще и эти, новые, понаехали тут. Кормом с ними делись, кислородом… Ты, когда был маленьким, читал сказку «Теремок»? Чувствовал, какая это лажа? Теснота – всегда обида, уж я-то знаю, сам все детство прожил в коммуналке, а там было тако-о-о-о-ое! Босх отдыхает… Ладно, сперва послушай вот этого красавчика. – Специально заточенным ногтем мизинца Дезик провел по прутьям клетки жако.

– Преееедууупреждениеее. Дааааанная аудиооопродуууукцияааа являетсяааааа… – лениво затянул носитель.

– Не он, – с ходу определил я. – Даже и близко нет. Этот просто удлиняет гласные, как финн или эстонец, а тот, который мне нужен, притормаживал на всех начальных звуках.

Утихомирив жако, Иохвидсон запустил фонограмму у ара. Тот пару секунд вхолостую пощелкал клювом и начал:

– П-предупреждение. Д-данная а-аудиопродукция я-является с-сертифицированной…

Именно этот голос я слышал – не далее как сегодня утром, когда тестировал ворона в музыкальном магазине у дяди Жени.

– Он! – сказал я. – Стопроцентное попадание. У вас отмечено, откуда его доставили? Надеюсь, не из Мытищ или Зеленограда?

– Тут тебе повезло, Кеша, – сказал Дезик. – Они даже почти в центре. От Киевского вокзала каких-то десять минут на трамвае номер 7. Комплекс «Мосфоно» знаешь? Улица Мосфоновская, дом 1, а сидит он в павильоне 19. Господин Бучко. Его звукозаписывающая фирма так и называется: ООО «Бучко Аудиопродакшн»… Но ты же с ним только поговоришь? Ты ведь не собираешься прямо сегодня изымать пиратку и везти ее сюда? Нет? Пожалуйста, не пугай меня!

На горизонте забрезжила, пока неуверенно, одна светлая идея.

– А если я найду левак у этого Бучко? Или, к примеру, у его торговых партнеров, а? – произвел я осторожную разведку. – Вы же прекрасно понимаете… Сам Филипп Бедросович… Он, когда в гневе, сущий торнадо, стихийное бедствие… Как только в продажу уйдет киркоровский контрафакт, он нас первых порвет…

Иохвидсон огляделся и схватил меня за пуговицу.

– Кеша, ты добрый мальчик, – проникновенно зашептал он. – Я все бросил и пошел тебе навстречу, пойди и ты мне. Я тебя прошу как родного. Видишь, что творится? Ужас. Бедлам. Гуманитарная катастрофа. И это еще цветочки. Если сегодня на склад опять завезут конфискат, пусть даже десять голов, мы будем иметь две проблемы. Я гарантированно умру от разрыва сердца – это первая. Работа федерального учреждения будет парализована на неделю – это вторая. Ты чего хочешь добиться, первого или второго?

– Ни первого, ни второго, – честно сказал я. Мысль о том, как можно превратить провал в подвиг, делалась все очевидней.

– Верно! – Дезик выпустил одну мою пуговицу и тут же схватился за другую. – Ты не только очень добрый, но и очень сообразительный мальчик. Допустим, ты возьмешь трофеи. Двести или триста птиц, хоть пятьсот. Это твоя работа, я ее уважаю. Но ты же знаешь отечественных носителей! Они не то что импортные, так? Они умные! Они верткие! Они хитрые, как черти! Они всегда найдут лазейку. Почему бы им по дороге не сбежать от тебя? А?

– Но мне придется писать рапорт шефу… И Филипп… – начал я. Надеюсь, у меня при этом было достаточно растерянное лицо.

– Вот! – Дезик не дал мне договорить. – Разве я тебя толкаю на обман? Нет! Напиши чистую правду! Вопрос: что случилось с птичками? Ответ: они улетели! Конфиската нет, но вы держитесь. В итоге Иохвидсон жив, Филипп доволен, пираты в убытке, пернатые свободны. Со всех сторон все хорошо. Лев Львович поругается, да, это его работа, я ее уважаю, но я сам, лично, за тебя заступлюсь. Мое слово здесь кое-что значит. Ради тебя я немного преувеличу. Скажу, что таких незаменимых работников, как Ломов, ему еще поискать… Ну что, согласен?